Израильские СМИ трудно удивить. Падкие на бесконечные  сенсации, реальные и дутые,  и вместе с тем привыкшие  к капризам политиков  и богемы, израильские  мастодонты от журналистики умеют сохранять невозмутимость и отстраненно-саркастический тон в любых, самых непредвиденных ситуациях. На наших глазах произошло столько драматических и непредсказуемых событий, что даже головокружительный пируэт вряд ли сможет удивить, и уж тем более вывести нас из себя, говорят они, и во многом это правда.

Известному  эстрадному певцу  Арику Синаю такой  пируэт удался. В  октябре 2008 года он поверг в шок израильских  газетчиков, заявив, что поддерживает Авигдора Либермана. И не просто поддерживает, но намерен присоединиться к его партии «Наш дом Израиль». «Я не политик, но мне надоело просто сидеть перед телевизором, испытывая тошноту от увиденного», - лаконично пояснил им «акулам пера», когда те принялись расспрашивать о причинах столь неожиданного поворота.

Это было не просто удивление. Это был шок. Шок, гнев, возмущение, обида. Арик Синай не просто нарушил негласные  и священные коды богемы, он перешел  к человеку, который  здесь воспринимался  как чужак, и однозначное  зло. Он, еще недавно  «свой в доску парень», стал «предателем» и «штрейкбрехером». Такое не прощалось. Перед ним начали закрываться двери, его песни не хотели записывать, он, еще недавно столь желанный гость в студиях, ток-шоу и развлекательных программах, подвергся остракизму собратьев по цеху и недавних почитателей.

Сам Арик ничуть не сожалеет о сделанном им шаге. «Да, были трудные  моменты, и я столкнулся с ожесточением и  враждебностью. Но с  момента, как я  принял это решение, я ни разу не пожалел  о нем», - рассказывает он мне в Тель-авивском штабе партии «Наш дом Израиль», членом которой сегодня является.

- Многие выходцы  из бывшего Советского  Союза не слишком  хорошо, в отличие  от израильтян, знакомы  с твоим творчеством.  Поэтому, прежде чем перейти к политике, начнем «от печки», с твоего творчества.

- Попробуем.  Давно мне уже не приходилось  рассказывать о своей юности  и «творческой деятельности»…  С 1977 года, когда записал свою  первую песню и после которой  у меня начали брать интервью  журналисты. То была песня «Расставание»  на слова Шломо Арци. Что сказать… Подростком я жил музыкой. Учился, работал, служил в армии, но смыслом всего, стержнем моего существования была музыка. Когда другие мальчишки играли в футбол, я сочинял музыку. Восхищался Элвисом Пресли, ансамблем «Биттлз». Делал себе прическу под Пресли.

- Это увлечение  пришло само, или  под влиянием какого-то  события?

- В 60-е годы  отец побывал в Америке и  привез мне оттуда электрическую  гитару. Вот с этого момента  я и «заболел музыкой». Все  прежние увлечения как-то враз  поблекли и потеряли привлекательность.

- В армии ты выступал  в армейском ансамбле?

- Не сразу.  У меня был высокий профиль,  и никаких поблажек мне не  дали. Впрочем, тогда ни у кого  даже не возникала мысль «откосить», времена были другие… Сначала  служил в спецподразделении «Эгоз», в бронетанковых частях. И только потом меня перевели в военный ансамбль в «Голани».

- У братьев, сестер  тоже были музыкальные  способности?

- Нет, только  у меня (смеется). Впрочем, мой дед по материнской линии были «хазан», возможно, мне передались его гены. Впрочем, если передались, то только мне.

- Первую песню,  ты сказал, записал  в 1977 году. Что  дальше?

- За «Расставанием»  я спел песню «Ты сказала:  Забудь меня…», также оказавшуюся  популярной. Затем, в 1978 году, выпустил  свой первый альбом. Он принес мне успех, и затем, в 1980 году, я выпустил второй альбом. Мне тогда было около 30, и после этого вся последующая жизнь, за исключением самого последнего времени, была посвящена музыке.

- Сколько альбомов  выпустил в общей  сложности?

- Четырнадцать. Четыре из них «золотые».

- Я знаю, ты участвовал  в мюзикле, который  принес тебе успех.

- Это, скорее, была «проба пера», и к тому  же не слишком удачная. В  мюзикле о праотце Аврааме,  кроме меня играла в роли  Сары известная актриса Рика  Гиль. Отзывы были неплохие, но я остался недоволен. Понял тогда, что это не для меня. Я «волк-одиночка» должен выступать сам со своими песнями. Что касается самого мюзикла, то нам не слишком повезло. Как раз началась Ливанская война, и людям, естественно, было не до развлечений.

- Песни каких авторов  ты исполняешь?

- Шломо Арци, Мати Каспи, других…

- В творческом плане  реализовался полностью?

- Сложно сказать…  Внешне, мне не на что жаловаться. Я популярен, известен, выпускаю 15-й альбом. Но сказать, что  удовлетворен в профессиональном отношении, не могу. Мне часто кажется, что ленился, не использовал все представлявшиеся возможности. Возможно, мне надо было быть боле целеустремленным,  напористым, инициативным…

- Ты, насколько мне  известно, был приверженцем  левых взглядов. Что произошло?

- Я, действительно,  был «левым», сторонником партии  «Авода». Впрочем, мою «левизну»  вряд ли можно назвать результатом  осмысленного самостоятельного  выбора. Я был «левым» потому, что все мое окружение было  «левым». Вся израильская богема носительница ярко выраженных левых взглядов. Это считается само собой разумеющимся, и я не был исключением.

- И в какой-то  момент…

- Да, в какой-то  момент меня пригласили на  встречу с Либерманом в Кейсарии. Кейсария является оплотом левых,  даже порой крайне левых взглядов. Я пошел не столько потому, что меня интересовала политика вообще, и Либерман, в частности, сколько потому, что мне было неудобно отказать человеку, который меня пригласил. И здесь-то я и пережил шок. Я помню, я сидел, слушал его, и в голове у меня постоянно, вопреки моей воле и желанию, крутилась одна и та же назойливая мысль: этот человек прав! Когда он закончил свое выступление, я поднялся, и меня как током, ударила мысль: «Я не могу быть левым и не хочу быть левым!». Более того, я ощутил, что доверяю ему. Доверяю, как человеку. Я чувствовал, что он «настоящий», что не «играет в политику», не «рисуется», не позирует.

- Это было только  твое ощущение? Как  реагировали остальные?

- Я видел,  что ему аплодировали. После лекции люди признавались, что эта встреча произвела на них впечатление. Думаю, они были искренни. Зачем им было фальшивить? Тем более что перед встречей многие не скрывали своей неприязни и даже открытой враждебности к нему.

- Первое впечатление  не поблекло?

- Напротив, укрепилось. Я стал прислушиваться к его  словам, анализировать то, что он  говорил. Первоначальная, эмоционально-спонтанная  реакция постепенно обретала  черты осознанного выбора. Как-то, сидя в кафе со своей знакомой, которая занималась и занимается политикой, я признался, что с удовольствием присоединился бы к Либерману. Она была поражена. Переспросила меня: «За Либермана?!» Я ответил утвердительно. «Только за Либермана». У нее множество знакомых в «большой политике», и она сказала, что «свяжет» меня с ним. Последствия того разговора оказались для меня куда более неожиданными, чем я предполагал… Уже через полчаса мне позвонила помощница Авигдора и спросила, действительно ли, я готов встретиться с ее боссом. Я ответил утвердительно. Помню, как сказал ей: «Очень хочу!». А утром следующего дня раздался новый звонок, и она сказала: «Авигдор ждет тебя в Кнессете». Там и произошла наша первая встреча.

- Встреча не разочаровала?

- Напротив, укрепило  во мне чувство, что я сделал  правильный выбор. Я увидел перед собой сильного, решительного человека, твердо осознающего, чего он хочет и не скрывающего своих взглядов. В первую нашу встречу мы почти не говорили о политике. Это был скорее «треп» на самые разные темы: от музыки до анекдотических историй в Кнессете. Вопреки сложившимся в нашей среде стереотипам, я увидел перед собой открытого, честного, приветливого человека, с очень высоким уровнем интеллекта и большим чувством юмора, и еще больше расположился к нему.

- Он предложил вступить  тебе в партию?

- Да, и я с  готовностью согласился.

- Хотя человек с  твоим именем вполне  мог бы поддерживать  того или иного  лидера, оставаясь  вне политических  рамок.

- Да, но я хотел  именно вступить в партию, чтобы  поддержать ее, сделать ее, так  сказать, более «израильской». Ивету это было нужно, и я хотел помочь ему. В его команде уже немало громких имен: Дани Аялон, Узи Ландау. Но ему предстоит «завоевать» массы израильтян, и я хочу помочь ему в этом.

- Тебя расстроило  то, что ты не  был включен в  партийный список  на предыдущих выборах.

- Нисколько!  Я хочу влиять на политику, но кресло в Кнессете для  меня не самоцель, и я не  затем присоединился к Либерману,  чтобы искать дивиденды.

- Что именно ты  хочешь изменить?

- Речь идет  о сущностных вопросах, связанных  с будущим Израиля, с самим нашим существованием. Нашу страну я сравниваю с домом, в котором начался пожар. Есть два варианта поведения в таком случае. Первый заключается в том, чтобы бросить дом на произвол судьбы, убежать и спастись. Второй в том, чтобы попытаться спасти дом. Ивет выбрал второй путь, я хочу помочь ему. Без, как я сказал, надежд на разного рода блага и дивиденды. И я горд тем, что могу это делать и делаю.

- Чем объяснить,  что столь многие  в этом «доме»  не хотят замечать  «пожара»?

- Усталостью. Наш  народ устал от потрясений, стал равнодушен. Люди живут одним днем, убегают от реальности. Проблема в том, что если мы хотим выжить, то не можем позволить себе уставать. Либерман может «встряхнуть нацию». Пожалуй, он сегодня единственный, кто это может. Этот человек станет главой правительства, и те, кто поносят его сегодня, еще будут просить у него прощения.

- Это отразилось  на твоей профессиональной  и творческой деятельности?

- Еще как отразилось! Передо мной начали «закрываться  двери», СМИ обрушились с критикой на меня, неожиданно начав выискивать мои «профессиональные провалы», люди, прежде искавшие дружбы и сотрудничества со мной, «вдруг» потеряли интерес ко мне. Мне не простили «предательство», но мне это сейчас уже не важно. Я был готов к такому развитию событий. У меня по-прежнему есть имя, ко мне прислушиваются, и я делаю все, чтобы быть услышанными. В «Гаарец», известной, как ты знаешь, своими левыми взглядами, я регулярно пишу статьи, где доказываю правоту Либермана, и думаю, мои аргументы не остаются не услышанными.

- Либермана обвиняют  в расизме и  шовинизме? Тебя  не смущают, например, его слова, что  «без лояльности  нет гражданства»?

- Нисколько!  Почему меня это должно смущать,  если он говорит то, что давно  уже стало очевидно? Словами «расизм», «шовинизм», «фашизм» цинично разбрасываются направо и налево, делая вид, будто не понимают, что они означают. Подобно мне, Либерман не имеет ничего общего с этими понятиями. Он не против арабов, он против сюрреалистической ситуации, при которой депутаты Кнессета от арабских партий ездят к нашим врагам и поносят Израиль, призывая к его уничтожению, пособники террористов обладают всевозможными гражданскими правами наравне с лояльными гражданами,  а семьи террористов или перебежчиков, типа Бшары, получают соцобеспечение от государства. Такое мыслимо? Нет! И, не желая жить в этом мире абсурда, я поддерживаю Либермана.

-  Ты допускаешь, что  он совершал противозаконные  действия, в которых  его обвиняют?

- Нет. Если  бы подтвердилась хотя бы десятая  часть обвинений в его адрес, он давно бы уже предстал перед судом. Печально лишь, что ему мешают нормально работать. Вот это обидно.

- Представим себе  гипотетическую ситуацию, при которой ты  становишься депутатом  Кнессета. На каком  направлении ты  сконцентрируешь свои усилия?

- Я полагаю, что каждому следует заниматься тем делом, в котором он лучше все понимает. Для меня таким делом является, разумеется, культура. Наша культура, искусство, музыка, кинематограф, театр, живопись, находятся в запустении. Нет ни бюджетов, ни проектов развития. Министры культуры в большинстве своем просто не имеют представления, в каком направлении нужно работать. Думаю, мне, как человеку, выросшему в израильской культуре, было бы что сказать и что предложить.

- Ты думал когда-то, что займешься  политикой?

- Знаешь, если  бы 20 лет назад кто-то сказал  мне, что стану политиком, я  рассмеялся бы ему лицо. Сейчас  я вижу в этом свою цель. Но с одной оговоркой: в политику  я иду только вместе с Авигдором!

Александр Майстровой 

Фото - Михаил Фейгин