Восстановив сдерживающую мощь, Израиль не только не позволил втянуть себя в опасную игру, но и обрел единодушную поддержку Запада 

«Война - не что иное, как продолжение государственной политики иными средствами» – писал Клаузевиц. Эти слова многие интерпретировали и наоборот: политика как продолжение войны. Только другими средствами.

На протяжении всей истории Израиля война и политика сменяли и дополняли друг друга. По поводу операции «Облачный столп» нам могут сказать, что Израиль не выполнил поставленной задачи по уничтожению ХАМАСа и утрачивает силу сдерживания, что террористические группировки одерживают верх в войне на истощение. Это поверхностный и эмоциональный взгляд с позиции «здесь и сейчас». Он не нов. Ишув, а затем еврейское государство большую часть своей истории вели войну на истощение, зачастую военным методам предпочитая сдержанность, выжидание и политические решения. Сегодня мы забываем, что годами жители страны жили в страхе перед вылазками федаинов, подвергались сирийским артиллерийским обстрелам с Голанских высот и из Восточного Иерусалима, контролируемого Арабским Легионом, а затем - террору палестинских группировок. Эта комбинация силы и сдержанности далеко не всегда вызывала поддержку и понимание населения, но, в конечном счете, Израиль выходил победителем. История повторяется, и решение о целесообразности силового или политического варианта (или их совмещения) правительство принимает с учетом множества привходящих факторов.

Последняя операция в Газе проходила в уникальной для Израиля геополитической ситуации. Всего за четыре года после операции «Литой свинец» регион изменился до неузнаваемости. Рухнула структура, на которой базировалась концепция безопасности государства: под угрозой, после прихода к власти «Мусульманских братьев» в Египте, Кэмп-Дэвидские соглашения; сирийский режим, враждебный, но предсказуемый и потому приемлемый, балансирует между исчезновением и превращением в марионетку Ирана. С другой стороны, иранская экспансия в регионе натолкнулась на сопротивление и завязла в сирийском болоте. Еще недавно казалось, что Ирану с его гегемонистскими амбициями удастся создать «шиитский полумесяц» - от Ирака на востоке до Леванта на Средиземноморье. «Хизбалла» не только фактически контролировала Ливан, но и позиционировала себя в качестве авангарда в борьбе с «сионистами». Всего за полтора года мы увидели смену декораций. Иран утрачивает свои позиции в Сирии, более того, начался его откат назад, к собственным границам. В случае победы оппозиции в Сирии, волна суннитского исламизма неизбежно захлестнет Ирак – страну с шиитском большинством, превращенную Тегераном в безвольного вассала. В свою очередь, вынуждена была перейти к обороне и «Хизбалла»: полноправный хозяин Ливана Насралла должен думать не столько о том, как утвердить свою власть за счет Израиля, сколько о том, чтобы дать отпор набирающей силу суннитской оппозиции, вдохновленной успехами «Мусульманских братьев» и салафитов в Сирии и Египте.

Регион пришел в движение, которого не знал ранее, и это движение затронуло практически все арабские государства, граничащие с Израилем. Глава египетских «Мусульманских братьев» Мухаммед Мурси рассчитывал, что роль посредника между Израилем и ХАМАСом укрепит его позиции – не только международные, но и внутренние, позволив фактически беспрепятственно ввести единоличное правление. Эти надежды оказались неоправданными. Поправки Мурси к конституции, наделяющие главу государства расширенными полномочиями, и указ об увольнении генерального прокурора вызвали такую ярость оппозиции, что поставили страну на грань гражданской войны. Поддержка недовольных авторитарными поползновениями Мурси со стороны офицерства и Высшего юридического совета Египта еще больше расколола общество, вернув его к почти двухгодичным событиям на площади Тахрир.

Для ХАМАСа продолжение военных действий и втягивание ЦАХАЛа в муравейники Газы и Хан-Юниса выглядело идеальным вариантом. Режим «Мусульманских братьев» фактически был бы поставлен перед необходимостью разрыва соглашений в Кэмп-Дэвиде и открытого конфликта с Израилем. В отличие от Мубарака, не слишком чувствительного к настроениям своих поданных, режим «Мусульманских братьев» опирается на разветвленную массовую структуру этой организации, и крайне зависит от симпатий или не симпатий толпы. ХАМАСу совершенно безразлично экономическое положение своего южного соседа, и Исмаил Хания готов использовать любую возможность, чтобы вынудить «старшего брата» играть по своим нотам. В случае вступления ЦАХАЛа в Газу «хвост начинал вертеть собакой» - ХАМАС, используя антиизраильскую истерию, получал все шансы стравить Израиль с Египтом, который менее всего нуждается в таком развитии событий.

Еще более страстно, чем ХАМАС, жаждали наземной операции Израиля Сирия и Иран. Асад обретал бы спасительную передышку, поскольку это позволило бы международному сообществу забыть о его репрессиях (мир куда чувствительнее к жертвам среди палестинцев, нежели сирийцев), а Иран получал не менее уникальное «окно возможностей», чтобы укрепить свои позиции в Сирии, Ливане, Персидском заливе и беспрепятственно продолжить ядерную программу. Наконец, любые израильские действия гарантируют всплеск антиизраильской истерии, которая наделяет иранских аятолл дополнительными преимуществами в борьбе за сердца арабов. Именно Иран спровоцировал этот конфликт руками своих ставленников – «Исламского джихада», и усилив обе группировки в Газе - ХАМАС и «Исламский джихад» - ракетами «Фаджар».

Сирийско-иранскому альянсу предоставлялся отличный шанс перекроить неудобную для себя ситуацию в регионе. Под угрозой оказывалось руководство Абу-Мазена в ПА, и без того сталкивающееся с растущим недовольством населения из-за коррупции и неэффективного управления. Чем больше затягивался бы конфликт в Газе и чем больше увеличивалось бы число жертв среди палестинцев, тем больше нарастала бы поддержка исламистов в Иудее и Самарии, и тем больше слабела бы власть Аббаса. Глава ПА менее всего может считаться партнером для Израиля, о чем неоднократно говорил Либерман, но вместе с тем, очевидно, что Израиль не должен способствовать и укреплению на палестинских территориях ХАМАСа.

Что еще опаснее, военная операция в Газе ставила под удар нашего последнего негласного союзника в регионе – Хашимитскую монархию, испытывающую после начала «арабской весны» двойное давление: со стороны палестинского большинства, и бедуинских кланов – главной опоры Абдаллы II, недовольных урезанием субсидий. Подогреваемая все более уверенно чувствующими себя «Мусульманскими братьями», оппозиция в Иордании начала впервые за все время требовать смещение монарха. Последние демонстрации, прокатившиеся по стране в связи с сокращением субсидий на хлеб и топливо, могли принять политический характер, запалив Иорданию и самую протяженную границу с Израилем.

Израиль не был заинтересован в нагнетании конфликта с Египтом, когда в выигрыше остаются Иран, Сирия и ХАМАС, а Иорданию охватывает «исламистская зима». Напротив, ему наиболее выгодна ситуация, при которой он, сохраняя низкий профиль, наблюдает за нарастающей схваткой между соперниками за власть в арабском мире: суннитами и шиитами. Продолжение этого конфликта отвлекает силы арабов, ослабляет «Хизбаллу», лишает ХАМАС его прежней зависимости от Ирана и предоставляет событиям в Египте развиваться по сценарию внутреннего противоборства.

Это не значило, что нужно было оставлять без внимания провокации ХАМАСа и «Исламского джихада». Это значит, что Израиль должен был восстановить сдерживающую мощь, не позволив себя при этом втянуть в конфликт с крайне неблагоприятными региональными последствиями.

Речь не шла в данном случае, на мой взгляд, о диктате Вашингтона и Брюсселя – скорее, напротив, об успешном взаимодействии Запада и Израиля. И это, как и факт единодушной поддержки (впервые за все раунды противоборства с террористическими группировками) со стороны не только США, но европейцев – безусловное достижение отечественного МИДа.

Израиль остановился там, где должен был остановиться – восстановив сдерживающую мощь и избежав ловушки ХАМАСа, пытавшегося втянуть страну в конфликт с Египтом. ЦАХАЛ мог бы одержать военную победу над ХАМАСом, но оказался бы в политическом проигрыше, и цена этого проигрыша была бы слишком высока.

А. Майстровой